О`Санчес - Хвак

– Так, так, так! – Это невесть откуда трактирщик возник, словно из пустоты соткался. Весь в доброжелательных улыбках, но при этом трезвый, свежий, глаза быстрые и ясные, язык молотит и тяжеленные кулаки наготове.

– Пресветлые гости! Господа мои! Веселье весельем, застолье застольем, но давайте не будем танцам мешать! Если пресветлый господин Хвак чуток отодвинется, мы молниеносно восстановим прежний порядок, подстелем свеженьких камышин, дадим нашим музыкантам возможность еще и еще раз показать свое непревзойденное искусство игры, а сами попляшем, попьем, вкусим ниспосланную богами эту чудную ночь, и возблагодарим богов, что сегодняшний пир, сегодняшний праздник до сих пор не омрачился ни одной… гм… ни одним окончательно печальным происшествием! Лично от меня господину Хваку поклон, кувшин лучшего шипучего вина «Черный листок» и нижайшая благодарность за добросердечие!

– И чарку «Гнева богини»! Ух, славная штука! И как это я раньше о ней не знал!

– Будет сделано незамедлительно, вот только… Пресветлый господин Хвак великодушно да позволит моим людям подойти и прибраться? Дабы очистить место для танцев и свободного перемещения наших гостей туда-сюда?

Трактирные люди, сам трактирщик, служки его – очень опытный народ, хотя и не жрецы, не лекари: только взгляд кинуть, на дыхание внимание обратить, да пальцами по щекам провести – сразу понятно: все четверо из лежащих живы и здоровы, ни в ком ничего не повреждено, несмотря на разбитые рты… А зубы – что зубы? Они ведь в любом человеке не вечны, сегодня есть, а завтра уж выпали. У кого от старости, а у кого от болезни, а у иного после ловкого удара ускакали прочь, тут уж заранее судьбу не угадаешь! Вон, у Грибка: во рту словно мор прошел – часть зубов выбита, а половина сама выпала, но живет ведь человек, жизни радуется, на жизнь зарабатывает, да кормит от себя жену и шестерых детей, и старую свою бабушку, которой двести лет когда еще стукнуло! И то же самое бабка Грибкова: она за жизнь цепляется, а ее три последние зуба – за десны.

Служки вдвоем хвать за ноги молодца – и по ровному полу на двор, а там в сарай, в мягкое сено, отсыпаться. Тако же второго, третьего, четвертого – хвала богам! – всё на этот час. Ближе к утру не менее трех десятков гостей будут со скромными удобствами распределены по просторному сараю. Иных, которые из постояльцев, а не из посетителей, и по комнатам разнесут, со всем почтением. Но ежели в трактире – трактир ведь не храм, не общественная мыльня – случаются какие-то неприятности и досады, то покойников никогда в этом же сарае не размещают, не таков трактир «Два холма», чтобы к гостям с небрежностью относиться, живущих с мертвыми перемешивая, не таков хозяин трактира, чтобы честь свои и доброе имя пачкать подобной нерадивостью: живые и пьяные – отдельно, дабы всем им тепло и мягко было, а которые ненароком преставились в разгульной ночи – тоже отдельно лежат, в другом сарае: тем уже ни сено под бочок, ни похмельная утренняя вода не надобны. Все по счету принято и наутро властям исправно и привычно доложено: проверяй, дознавай, виновных наказывай, буде таковые прояснятся по обыденному розыску.

Третью чарку Хвак опорожнил одним глотком, но запил ее, по настоянию заботливой Вишенки, полным кубком шипучего вина, присланного в подарок от трактирщика… И закусил холодной кабанятиной. Хорошо… но может стать еще лучше.

– Это… Вишенка… Ну… Ты это…

– Да, мой доблестный защитник и повелитель? Да, мой рыцарь, что ты хотел повелеть своей безропотной послушнице?

– Ты… отдохнуть хотела… Так я подумал…

– О, да! Надобно отдохнуть, придти в себя… Когда вокруг столько шума, грубости, невольно хочется тишины и уюта, чтобы рядом не было никого, кроме человека, способного тебя понять, который способен вскружить любую девичью голову, но, в то же время, встать надежной защитою… И вели еще кувшин шипучего вина, пусть его принесут к тебе в комнату… к нам в комнату…

– Гр-рибок!

– Я здесь, пресветлый господин Хвак!

– Это… Кувшин имп… шипучего… Стой ровно, не качайся! И кувшин «гнева богини»!

Хвак обернулся на взвизг – пальцы сами сжались в кулаки, чтобы крушить и защищать – но это Вишенка всего лишь смеялась и хлопала ему в ладоши, восхищенная удалым заказом.

– А-а… кто он был?

– Что? Что ты спросил, дорогой мой Хвак?

– Ну, этот… рыжий?..

– Знать его не знаю, ведать не ведаю и еще сто лет знать не хочу! Я этого подлого грубияна видела единственный раз в жизни! Что он от меня хотел – только богам известно! Да неужели ты думаешь, что я способна сводить знакомства с такими людьми, как этот невоспитанный мужлан? Бывало, не только купцы, но даже благородные судари нанима… одаривали меня и мою красоту своими улыбками и одобрительными возгласами!

– Да, ты красивая, это верно! – Голова у Хвака сладко кружилась, губы сами разъезжались в счастливой улыбке… Вишенка говорит, что ей двадцать пять лет… Стало быть, она гораздо моложе Кыски, неверной его жены… Хотя… если, например, поставить их рядом и сравнить… Ну, это наверное, потому что свет плохой… А утром Вишенка будет еще свежее и краше… вот тогда он и посмотрит… Конечно, Вишенка гораздо красивее Кыски: и румянец у нее, и платье все блестит, и бусищи – вон какие огромные!.. Кыска… суховата статью была, а Вишенка вся в теле… второй подбородочек у нее очень… это… очень милый… Куда они идут от стола??? А-а… Точно, они идут в его комнату… по лестнице… отдохнуть.

– А где эти?.. – Хвак показал расслабленной рукой и Вишенка сразу же поняла недовысказанный вопрос:

– Грибок все туда принесет. Там такая есть подставка… возле ложа. Там будут и кувшины, и чарки, и заедки.

– Даже про подставки она знает! – восхитился про себя Хвак и попытался обнять свою заботливую подругу за нижнюю часть спины. – Умница ты моя!

– Да, да, да! Да, мой славный рыцарь! Только не здесь, ибо я стесняюсь. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя верная Вишенка сгорела на людях от стыда и стеснения?

– Н-не хочу! А кто там см-м-меет? Я сейчас их…

– Никто не смеет, все хорошо. Все очень и очень хорошо. А ты без лошади, да? Седло, седельные сумки… нигде не оставлял?

– Нет. Пешком.

– Ты мой богатырь! Вот мы и дома. Ты, наверное, попить хочешь?.. Ну, кто еще там? А, Грибок? Чего тебе? Сколько??? Да ты с ума сошел! Ты думаешь, я считать разучилась? Или порядков не знаю? На, еще один большой добавлю – и довольно с тебя! Там еще на столе осталось вдоволь непочатого, некусаного! Кровосос!

– Кто кровосос! Г-где!?

Служка мгновенно испарился, захлопнув за собой дверь, только лестница громыхнула, Вишенка же подскочила к Хваку, прижалась щекой к потному пузу его и ласково заворковала: